Во время визита в Рязань 27 ноября известный церковный публицист, в недавнем прошлом профессор Московской духовной академии и референт патриарха Алексия II, а ныне протодиакон Андрей Кураев дал интервью Vidsboku. Вопросы задавал главный редактор сайта Константин Смирнов.

Фоторепортаж о встрече Кураева с рязанцами можно посмотреть здесь.

Смирнов. Последние события, связанные с вашим именем, по крайней мере в публичной сфере — это миссионерский съезд, который был на днях. Что в настоящее время для церкви является миссионерством? Во времена, когда мир для церкви делился на христианские народы и языческие было совершенно понятно что это. А сейчас?

Кураев. Церковная миссия, в отличие от пасторства, — это слово, обращённое к тем, кто ещё не видит в церкви авторитета и не склонен обращать именно ко Христу, Евангелию и Церкви свои вопросы про себя самого.

Смирнов. Какие именно?

Кураев. Вопросы нравственного и философского поиска. Вопросы о смысле жизни и искомой нравственной оценке. Цель миссии в том, чтобы человек решился эти вопросы адресовать именно церкви в самом широком смысле этого слова, включая Евангелие, то есть обращаться не к поп-звёздам, не в ток-шоу искать эти ответы, и даже не в Академии наук (ибо наука отвечает на вопрос «почему», а не на вопрос «зачем?»). Поэтому на первом этапе миссии надо просто убедить, что мы адекватны, что мы не сумасшедшие, не таёжные отшельники, случайно пережившие эру динозавров, что с нами можно говорить не только на археологические сюжеты.

1.jpg

Смирнов. На ваш взгляд, именно в этом нужно переубеждать? Мешает, прежде всего, представление о какой-то излишней аскезе, отшельничестве? Или все же наоборот, мнение о том, что церковь свою миссионерскую функцию видит исключительно в некоей материализации своего влияния: в постройке новых храмов, во вхождении чиновников в какие-то совещательные органы при органах власти.

Кураев. Этих клише огромное количество, мы не одну страницу испишем, перечисляя их. Миссия церкви – это слово, обращенное к тем, кто не слышал, не понял или не принял Евангельскую истину. «Не слышал» потому, что средства коммуникации до него это никак не донесли в силу географических, политических и социальных особенностей. «Не понял» – потому что представление, которое у него сложилось о христианстве, оказалось очень односторонним и даже карикатурным. Я напомню, что во всех современных учебниках по истории религии, когда заходит речь об изложении христианской веры, почему-то главным пунктом оказывается, что надо подчиняться власти кесаря. Как будто ради этого Христос пришёл на землю. «Не принял» - значит человек, увидав нас, отчего-то не захотел быть похожим на нас…

Да, одно из главных препятствий на пути христианства — это сами христиане. Знаете, я иногда завидую апостолам. Их было мало, их преследовали, но за их плечами не было дурного бэкграунда. Кроме того, в них была полная идентичность их слова, их жизни и даже их смерти. У нас сегодня это не так. Оттого порой нам приходится представления о церкви вытаскивать из уровня вечной заморозки.

Смирнов. Учебники так пишут, наверно, потому, что историков интересует, прежде всего, политика, а политически христианство интересно в связи с тем, что Римская империя его сделала государственной религией. А почему? Потому что оно проповедовало в том числе и эту норму. Я просто предполагаю возможный ответ составителей учебников на этот упрек.

Кураев. Глупый ответ, простите, потому что все религии 4 века высоко говорили о власти. Языческие религии как раз прямо обожествляли кесаря. Помните предсмертные слова императора Веспасиана – «кажется, я становлюсь богом»? И именно его сын Тит по его приказу разрушил библейский храм в Иерусалиме – тот единственный храм в Римской империи, где цезаря не считали богом.. А христианская вера как раз профанировала кесаря, утверждала, что кесарю не всё надо отдавать, есть еще кое-что, «заначка» для Бога. И это – совесть. Если бы тендер по выбору госрелигии проходил именно по этому критерию, христианство точно проиграло бы его.

Смирнов. Так что же должна сделать сейчас в России церковь, чтобы миссионерскую функцию в изложенном Вами понимании выполнять?

Кураев. Церковь должна быть сама собой. Это всё. То есть соответственно, она и сама должна воспринимать себя как церковь Христа, а не как национально-патриотический и политический клуб. И конечно же, от каждого из нас ожидается ну хотя бы слово о том, что Христос для нас значит.

Смирнов. То есть вы имеете в виду, что священнослужители должны соответствовать этому подходу в личном смысле?

Кураев. Я хочу, чтобы хотя бы слова наши были об этом. Ни один педагог в мире, ни один публицист не живёт в полном соответствии с тем, к чему он призывает. Этот зазор есть всегда, и иногда он становится совершенно скандальным. Но если мы, дурно живя, еще и отказываемся от своего долга на произнесение святых слов, тех слов, которые мы по статусу обязаны говорить, то это совсем роняет нас в глазах людей. Люди ждут, что христианский служитель должен призывать к милосердию. Если в ответ мы говорим, что в какой-то ситуации «некорректно было бы простить», то тут возникает серьёзный когнитивный диссонанс. Или когда от нас ожидают рассказа о Библии, а мы советуем банкирам, как им вести их бизнес. Или когда министр пропаганды церкви говорит, что «нельзя ничего делать для очистки совести, надо делать для результата».

Смирнов. Вы имеет ввиду руководящие церковные круги или все?

Кураев. Нет, различные.

Смирнов. А на ваш взгляд, батюшке в Рязани или даже в районном каком-то городе что-то мешает соответствовать этой миссии в полной мере? Организационно.

Кураев. Ожирение. Оно мешает и организационно, и исторически, и экономически. Я не о личных аппетитах. Слишком хороший, жирный подарок сделал нам император Константин в 4 веке, и мы им подавились. В церкви завелось много церковной собственности, и центр церковных забот и хлопот резко сместился… Есть замечательные слова святого Иоанна Златоуста: «Как слишком большая обувь натирает ногу, так слишком большое жилище натирает душу». Не надо быть святым «нестяжателем» Нилом Сорским, чтобы обратить внимание на очевидные вещи: Как только у тебя появляется большая собственность, земля, недвижимость и так далее, то уход за ней и забота о сохранении своего права собственности на нее, начинают пожирать твоё свободное время, твои мысли, а значит, начинают влиять на способ твоего восприятия мира, на твою ориентацию в мире. И, наконец, на то, как тебя воспринимают - как епископа или как феодала, как священника или как прораба, как игумена или как субъекта хозяйственных отношений… Церковная собственность в истории Церкви сыграла роль топора, который Негоро подложил под компас корабля, ведомого 15-летним капитаном.

Смирнов. Вы имеете в виду именно уровень личного дохода, личного благосостояния или?..

Кураев. Нет. Я не об этом сейчас говорю. Я говорю о том, что называют церковной собственностью. Зачастую очень хороший и лично вполне бескорыстный священник настолько погружён в свалившиеся на него проблемы ремонта, реставрации, строительства и так далее, что в итоге... Если бы вы знали, сколько раз я слышал от священников, епископов, которые выталкивали меня на амвон со словами «Иди проповедуй». Я упираюсь: «А что я-то? Твоя паства, ты и проповедуй». - «Отец Андрей, ты не понимаешь. Я за те годы, что мы не виделись, хотя мы и учились вместе в академии, превратился в прораба. Я только про гвозди-кирпичи могу размышлять». И это хорошие священники. И не их вина, что чаще, чем Евангелие, они берут в руки финансовые документы. Здесь есть какие-то системные вещи. Они расплачиваются за выбор, совершённый очень давно. Знаете, как бывает у человека — мы ведь долго живём, и, бывает, какая-то детская ошибка потом долгие-долгие десятилетия аукается болью и неудачами. А в истории Церкви – так и столетиями.

Смирнов. Если позволите, выскажу одно предположение, а вы прокомментируете. В истории нашей церкви, в смысле взаимоотношений с властью, в смысле некоторого организационного могущества, она сейчас переживает период огромного подъема. Был советский период, до этого, вопреки распространённому мнению, что при царской власти церкви было очень хорошо и мы были сугубо православной страной, но был же и долгий синодальный период, когда церковь вообще управлялась непонятно кем, иногда открытыми атеистами даже. То есть идеологически православие, конечно, главенствовало, но организационно и морально церковь была очень слаба по отношению к государству. Сейчас же небывалая самостоятельность.

Кураев. Поэтому я и считаю, что для нас, для церкви, сейчас пришло время сдачи ЕГЭ. То есть мы в условиях почти что вакуума влияний. Можно сказать, на нас сбылась мечта Канта – «поступай так, как если бы никакое прошлое и внешнее окружение не влияло на нравственные мотивы твоего сегодняшнего выбора». Сейчас у нас невероятная свобода, и поэтому мы не имеем права сослаться на чью-то чужую злую волю, помешавшую нам, христианам, жить по нашей совести и Евангелию. Это время, когда вылезают наши собственные болячки и жабы, которых мы сами вырастили в себе, начинают нас душить. Так что это время правды и порой печальной очевидности.

Смирнов. А на ваш взгляд, этот ЕГЭ — он уже не сдан, уже сдан, скажем, на тройку или ещё пока есть время на подготовку?

Кураев. Я думаю, сейчас – блаженная иллюзия, бывающая через час после написанного экзамена, когда школяру кажется, что он ответил хорошо. Он ещё не знает, что на самом деле натворил. Так что пока у нас полный оптимизм.